У Китти подкосились ноги. Она, заливаясь слезами, опустилась на стул. Дед готов был обрушить на неё громы и молнии. Как вдруг послышался голос Нины:

— Когда мы потеряли место в Ближнем кругу и оказались в долгах, из всех горничных с нами осталась одна только Китти. И работала почти бесплатно.

— Осталась, чтобы попытаться залезть к моему внуку в штаны! — прорычал дед. Однако слова Нины явно расшатали его железобетонную уверенность.

— Но всё же — осталась, — возразила и Надя. — И мне она очень помогла тогда. Мы с ней часто болтали, как подруги. Особенно когда Костя упал с моста и… началось это всё.

— И что же вы предлагаете? — Дед сложил руки на груди. — Поставить этой пройдохе памятник?

— Простить, — мягко сказала Нина. — Эти минуты для Китти — самое страшное наказание, поверь. Мы всё-таки — белые маги, дядюшка.

Дед несколько раз грозно вдохнул и выдохнул, расширяя ноздри. Потом развернулся и, буркнув: «Делайте, что хотите!» — вышел из столовой.

Я молчал. Моим первым и, фактически, единственным порывом было — заорать: «И это что — всё⁈» Я сам готов был швырнуть служанку животом на стол и отодрать её ремнём так, чтобы охрипла от воплей. А потом вышвырнуть на улицу с такими рекомендациями, чтобы её не взяли даже вытирать блевотину в самом паршивом кабаке в Чёрном городе…

Но этот порыв быстро отступил под напором истинной памяти. Я вспомнил, что я — не семнадцатилетний мальчишка, а взрослый человек. К тому же — не аристократ. Представил, как повёл бы себя в такой ситуации настоящий Капитан Чейн.

Во-первых, для начала он бы бросился на пол и прикрыл голову во время взрыва. Это — телесный рефлекс, разум тут ни при чём, как оказалось. Те, кто в подобных ситуациях пользуются разумом, замирают на месте с раскрытыми ртами и погибают.

Во-вторых, Капитан Чейн, разобравшись в ситуации, очень долго и очень громко смеялся бы.

Если, конечно, дело бы происходило в мирное время — какого Капитану Чейну понюхать за всю жизнь почти не довелось. В военное время — да, там Китти выпороли бы, как сидорову козу. Другой разговор, что девка с таким количеством дури в голове в принципе не смогла бы приблизиться к Капитану Чейну даже на пушечный выстрел.

А здесь войны не было. И здесь я был белым магом. Пусть большая часть моей жемчужины тонула в черноте — и я усилием воли преодолел зов этой черноты.

— Надеюсь, для тебя это станет уроком на всю жизнь, — сказал я, посмотрев на Китти. — И ты запомнишь, что у каждого поступка могут быть далеко идущие последствия.

Повернувшись, я вышел из столовой. Выходя, сказал Нине:

— Отличное платье, прекрасно выглядишь.

— Спасибо, — покраснела та, будто гимназистка. — Плохая примета — видеть невесту в платье до свадьбы.

«Без платья ты была бы ещё прекраснее», — подала реплику моя тёмная сторона.

— Это касается только жениха, — произнёс я вслух.

— Правда? Я не знала. Тогда, значит, всё в порядке, — улыбнулась Нина.

В порядке… В порядке всё будет, когда мы переживём свадьбу, и ничего не случится. Очень бы этого хотелось. Чтобы мои дела не затрагивали моих близких. А потом, когда всё закончится, Нина с мужем уедет в свадебное путешествие. В Италию, если не ошибаюсь. И вот там уже — хоть потоп.

Надя нагнала меня на лестнице и схватила за руку. Я посмотрел в её широко раскрытые глаза.

— Костя! — зашептала она. — То, что говорила Китти…

— Забудь, — перебил я.

— Но ведь это когда ты прошлой ночью…

— Забудь, — повторил я.

— Но ведь, получается, это она не с тобой, а с великим кня…

— Надя! — Я взял её за плечи. — Успокойся. Всё нормально.

— Что ты называешь нормальным в этой ситуации⁈ — взвилась Надя. — Борису пятнадцать лет! А Китти — служанка! Если об этом узнают его родители…

— Ни один подросток в здравом уме не расскажет о подобном своим родителям. Как ты вообще это себе представляешь?

Надя покраснела и отвернулась.

— Та-а-ак… — протянул я. — Ладно, давай сделаем вид, что ничего не было. Ты ко мне сейчас не подходила. Окей?

— Эти твои англицизмы, — проворчала Надя. — Нахватался от Кристины…

— Можно я не буду встречно шутить по поводу того, чего ты могла нахвататься от Вовы?

— Костя! — завопила Надя.

Я увернулся от удара и одним прыжком перескочил на несколько ступенек выше. Взбежал на самый верх.

Надя, вспомнив, что она — дама из высшего общества, преследовать меня не стала. Кричать — тоже. Я спокойно отпер свою дверь и, наконец, переоделся.

Машину я поставил рядом с Академией, как обычно. Здесь можно было без проблем припарковаться, и не так сильно бросалось в глаза, что я приехал во дворец. Но не успел открыть дверь, как распахнулась противоположная, и рядом со мной плюхнулась Полли.

Похоже, девушки сегодня решили осложнять мне существование коллективно.

— Доброго вам дня, Аполлинария Андреевна, — сказал я. — Что вы делаете в Академии, позвольте полюбопытствовать? Лето, самое время наслаждаться каникулами…

— Не прикидывайтесь, будто не понимаете, почему я здесь, Константин Александрович! Я насилу вас отыскала. Складывается впечатление, будто вы нарочно от меня прячетесь! — Голос Полли звенел от злости. — Хочу вам сказать, что ваша ревность переходит все мыслимые границы!

— Моя… ревность? — не понял я.

— Именно ваша! Вы из той отвратительной породы людей, которым нужно лишь то, чего они не могут заполучить!

Я представил себе собственный мозг, сидящий посреди комнаты и пытающийся из кубиков выплюнутых Полли слов собрать что-то осмысленное. У мозга ничего не получалось, и он уже начал по этому поводу грустить.

— Что-то насчёт Кристины? — рискнул я предположить.

— О, вы ещё помните о Кристине Дмитриевне! — всплеснула руками Полли. — Что ж, она будет рада, полагаю, узнать об этом.

— Полли, у меня был очень трудный день, — вздохнул я. — Меня взрывали, на меня орали, во мне пытались пробудить утраченный интерес к семейной жизни. Ты можешь последовательно изложить суть своих обвинений? Я сегодня, боюсь, уже не смогу сам продраться через дебри женской логики.

— Вы, Константин Александрович, похитили…

Тут у меня во рту пересохло. Какого чёрта⁈ Если знает даже вот эта, то мне, получается, нужно не во дворец на допрос идти, а заводить мотор и лететь обратно в Барятино. Причём, так быстро, что не будет даже времени высадить Полли.

—…Мишеля! — договорила Полли.

Я выдохнул.

Схлынувший адреналин забрал силу из всех мышц разом, навалилась секундная слабость, смешанная с радостью: опасность миновала!

Усилием воли я заставил себя вновь собраться.

— Что значит, «похитил»? — переспросил я. — С какого… В смысле, зачем бы мне похищать Мишеля?

— Потому что вы, Константин Александрович, наконец-то осознали, что в меня влюблены. — Полли горделиво вскинула голову. — И ваша ревность толкнула вас на страшный поступок! К тому же есть свидетели, которые видели, что вы нынче утром увезли Мишеля на своём автомобиле. В неизвестном направлении!

— Свидетели, — повторил я. — То есть, Мишеля уже объявили в розыск? Заявили в полицию?

— До этого пока не дошло. И у вас есть шанс всё исправить.

Я в задумчивости почесал нос. Огляделся. Мне смертельно не хватало кого-нибудь адекватного, чтобы прояснить один существенный вопрос… Ага, вот, какая удача! На крыльцо жилого корпуса вышла Кристина с толстенной книгой под мышкой — должно быть, направлялась в бибилиотеку.

Кристина жила преимущественно в Академии. Всем, кто интересовался, она объясняла это тем, что поступила сюда, чтобы учиться, и ничто иное её не интересует. В действительности же, думаю, причина была такой же, которая в итоге привела и меня к тому же решению жилищного вопроса. Кристина была не «местная».

Жить с мамой во дворце опалённая огнём войны женщина не могла чисто физически. Жить в одиночку в особняке Алмазовых ей было скучно. А корпуса Академии представляли собой нечто более-менее подходящее по духу.